mysliwiec | Им сказали бить, и они били. Иногда казалось, что вины у них не больше, чем у овчарок...

"Боже мой, какая психологическая пропасть разделяла украинцев, крестьян, бывших соседей и, может быть, приятелей — пропасть, отделявшая бывших бандеровцев от бывших работников гитлеровской администрации.

Экс-каратели и экс-старосты иногда были вовсе не плохими от природы людьми, и добрыми иногда — но они все, почти без исключения, казались мне морально сломленными, причем не зоной или войной, а еще раньше, почти изначально.
Они казались нормальными советскими людьми, то есть слугами власти, любой власти — что гитлеровской, что советской, что польской, что, если появится, своей украинской. Часто это были просто человекообразные автоматы, роботы, запрограммированные на исполнение любого приказания ...
Честное слово, иногда казалось, что вины у них не больше, чем у овчарок, которые лаяли на заключенных концлагерей, — не больше они понимали, чем эти овчарки, и что, если посадить овчарку на 25 лет в тюрьму, какой в этом смысл?

Бандеровцы выглядели совсем по-иному. И они убивали, и, наверняка, невинных тоже (война — дело жуткое и жестокое), и моих земляков — это я понимал. Но видно было, что поднимая на Человека оружие, они знали— зачем это делают, и осознавали греховность своего деяния.
Убивали во имя Родины, но понимали при этом, что все-таки поднимают руку на Сосуд Божий, на Человека, и совершают грех, и должны платить за грех.

Вот два параллельных микро-рассказа, чтобы читатель понял, какую психологическую разницу я уловил в этих двух типах украинцев.

Старик Колодка, бракер в нашем цеху, малограмотный или вовсе неграмотный, отбывавший 18-й год из 25-и, жаловался на скамейке возле штаба:
«Пришли немцы, дали винтовку. Сказали — стреляй. Ну, я взял, а куда денешься...».

Роман Семенюк, бандеровский разведчик из Сокаля, отбывавший те же 25 лет:
«Я так казав: Маты,- я пидняв зброю на людыну, мене за це можуть вбиты и це будет справедливо. Я знаю, на що иду —я христианин, Маты».

Совсем по-другому бандеровцы и бывшие полицаи относились к вопросам чести.

— У нас полицаи разные были, — объяснял мне историческую ситуацию Зорян Попадюк, — Немецких подстилок достаточно набиралось, таких, как Кузьмийчук или Коломиец*. Но были люди в полиции, которые поступили туда по заданию ОУН. Требовалось оружие. Они пошли в полицию, заняли посты, забрали массу оружия и потом этим же оружием так поджарили тех же немцев и советы. Казновский «служил» полиции по заданию ОУН".

СВЯТЫЕ СТАРИКИ С УКРАИНЫ
Михаил Хейфец — писатель, историк и журналист.
В 1974 году арестован и осуждён по 70 статье УК РСФСР ("антисоветская агитация и пропаганда") на 4 года лишения свободы и 2 года ссылки.С 1982 по 1990 год научный сотрудник Центра по изучению и документации восточноевропейского еврейства при Иерусалимском университете.

* * *
Originally posted by

allin777 at Сказали бить, я и бил.

Показания оперативного работника УНКВД Полтавской области Мироненко Ф.К. о применении методов физического воздействия к заключенным.

11 декабря 1939 р.

В марте м-це 1938 г. по мобилизации ЦК КП(б)У меня как члена Ленинско-Сталинского комсомола мобилизовали на работу в органы НКВД. До этого я был студентом 3-го курса Украинского физинститута. В прошлом я батрак-беспризорник, в 1928 г. поднят комсомолом с улицы и с этого времени я являюсь подлинным воспитанником комсомола.

До того, как пойти на работу в органы НКВД, я оформился отделом кадров Харьковского Облуправления НКВД в Центральную или же украинскую школу НКВД. В начале марта 1938 г. нас, многих студентов, вызвали из Харькова в отдел кадров НКВД УССР, где заявили: вы грамотные и партия решила послать вас не учиться, а работать, т.е. вести борьбу с контрреволюцией. Я, как комсомолец, считал своим долгом активно помочь коммунистической партии в борьбе с внутренней контрреволюцией. Я всегда был и есть ненавистен к врагам народа, поэтому и ушел работать в органы НКВД.
Отделом кадров НКВД УССР я был направлен на работу в Полтавское облуправление НКВД в числе многих студентов.
С первых дней моего прихода на работу в НКВД, в средних числах марта м-ца 1938 г., я со многими студентами-комсомольцами был принят быв. начальником облуправления Волковым, начальником отдела Платоновым, Кагановичем и другими, которые нам сообщили, что сейчас вскрыто и арестовано много врагов народа, поэтому вы сейчас увидите живых врагов и должны будете их колоть, т.е. допрашивать и ни за что не идти врагу на удочку. Вот все, что было сказано.
После этого я был направлен в отдел, где начальником работал Попов, что это был за отдел, для меня было неизвестно.
В кабинете Попова я также был принят со многими студентами и нам Попов заявил, что сейчас вы [увидите] живого врага и должны будете вместе с начальниками отделений такового допрашивать.
Установка для допроса была дана такова: как только вызвал врага, сразу же кричи на него, «колись» во весь голос и «при» его матом. Поскольку я еще в жизни не видел, как ведется следствие, поэтому для меня это была вовсе новая школа допросов.
В марте и апреле м-цах 1938 г. я лично сам никого не допрашивал, а только был подменой, т. е. арестованный сидел у кого-нибудь из начальников в кабинетах и в отсутствие начальников я дежурил в кабинете возле арестованного. Все мое и остальное время также почти прошло в облуправлении.
Работал я в одних кабинетах и с такими начальниками: Поповым, Чернявским, Томиным, Курочеком, Федоровым, Алексеевым, Тимченко, Беленец и др., фамилий которых уже не помню.
Все они вызывали арестованных врагов народа и допрашивали таковых. Бывало так, что враг долго не сознается, они его били, заставляли меня бить и я бил, а кого бил – говорили мне, что врагов били.
Работая в Полтавском облуправлении НКВД, я лично сам никаких следственных дел не проводил. Допросы проводил вместе с начальниками и оперуполномоченными, а ведь я был тогда еще пом. оперуполномоченного. Надо мной было много начальников, и я всем им подчинялся.
Каких арестованных я допрашивал, по фамилиям я их не знаю, но помню, что говорили: троцкистов, шпионов, эсеров и других мастей врагов.
Протоколы допросов на врагов, которые сознавались, писали сами начальники, т.к. я тогда еще самостоятельно протоколов допросов писать не мог. Бывало так, что если вдвоем с каким начальником или оперуполномоченным допрашивали какого врага, то он сам напишет протокол допроса, где нужно было ставить и мою подпись.
В последнее время моей работы в Полтавском облуправлении, начиная с августа м-ца 1938 г., когда я работал в подчинении начальника Тимченко, тогда мы, несколько оперативных работников, допрашивали арестованных врагов народа Белуху, Щербину, Лернера, который написал заявление, что я в процессе его допроса применял физические меры следствия.

По этому вопросу я уже раз писал объяснение и могу еще раз написать, что однажды утром, или кажется, вечером, не помню, в каком-то м-це – начальник облуправления НКВД Волков, его заместитель Поляков приказали Тимченко и нам, оперработникам: Сиренко, Устенко, Зайцеву и мне, чтобы всыпать Лернеру, но мы ему немного и всыпали. Принуждать писать вымышленные показания мы его не заставляли. Следственного дела на Лернера ни у кого у нас не было. Было приказано начальством, что враг должен сам знать, что рассказывать.
Когда в сентябре м-це 1938 г. по распоряжению заместителя начальника облуправления НКВД Полякова и моего непосредственного начальника Тимченко я был командирован в Балаклеевский р-н Харьковской области для допроса свидетелей по делу Лернера, о чем мне были даны Поляковым и Тимченко специальные вопросы по допросу, – мне от началь- ника РОМ Балаклеи, кажется Кабанова, начальника фельдсвязи, фамилию которого не помню и начальника РО НКВД, кажется, Глазкова, стало известно, что Лернер в период своей работы начальником Балаклеевского РО НКВД занимался создаванием липовых дел и фабриковал разные к-р организации. Бывало так, что по указанию Лернера за одну ночь арестовывалось по 50–60 колхозников, и через пару дней под давлением палок они давали показания липовые.
Все эти дела Лернер докладывал на какую-то тройку в область и все они были расстреляны. Этим самым Лернер завоевал в области большой авторитет и якобы был представлен к награде, а от начальника облуправления получил как премию большую сумму денег и легковую автомашину и впоследствии был выдвинут на работу в Полтавское облуправ- ление НКВД. Обо всем этом я по приезде рассказал Тимченко, который мне сообщил, что это могло быть, т. к. в его деле якобы имелись справки об учете своей работы и рапорте на имя Ежова о больших успехах в его работе за 1936–37 гг.
Аналогичные липовые дела Лернером создавались и по работе в Пирятинском р-не Полтавской области.

В отношении нарушения мною революционной законности в процессе следствия, я считаю, что я ничего не нарушал. Я призван в органы НКВД Коммунистической партией для борьбы с врагами народа. С врагами я считал, а оно так и должно было, нужно обращаться и громить врагов по-вражески. Тогда говорили, что арестовывали только врагов, а поэтому я тогда на допросах видел и допрашивал врагов народа. Оказанное мне доверие партией я, как комсомолец, выполнил с честью.
Я уже писал, что мне давались установки в процессе следствия такие: как только вызы- вал в кабинет арестованного, сразу кричи на него «враг, колись» и руганье. Такие установки мне давали начальники: Попов, Чернявский, Федоров, Курачек, Томин, Орлов, Алексеев, Тимченко, Поляков и другие начальники. Следственных дел у меня ни на одного арестованного не находилось. Я по приказанию начальников вызывал арестованного, а начальники мне говорили, что это махровый враг, но если враг, я и кричал «враг, колись».
Поскольку в чекистской и следственной работе я был тогда, да еще и сейчас очень слеп, т. е. в силу того, что я на это не учился, школы не кончал по следствию и не знал, как в органах НКВД допрашивают, я думал, что так было и нужно.
В этот период я работал под руководством и подчинением многих начальников, в лице которых я видел начальников и коммунистов. Их приказания я выполнял.
Мне партия приказала бы в огонь идти на пользу партии и родины, и я это бы выполнил, на то я являюсь воспитанником великой партии Ленина-Сталина и ее помощника комсомола.

Показания мною написаны верно, в чем и расписываюсь.

(Мироненко)

Архив УСБУ Полтавской области. Д. 19533. – Т. 3. – Стр. 196-202. Заверенная копия. Машинопись.

Им сказали бить, и они били. Иногда казалось, что вины у них не больше, чем у овчарок...

про этих физкультурников